Про ножницы или про то, как можно любить даже, казалось бы, чужих
Про ножницы или про то, как можно любить даже, казалось бы, чужих
В небольшой уютной комнате тепло, пахнет воском. Пожилая женщина сидит в старом кресле и вяжет шарф. Рядом, на ворсистом ковре, девочка лет восьми ест сливы и тихонько напевает мелодии детских песен.
— Щелк! — обрезана нить.
Шарф готов.
— Юлечка, шарф готов, примеришь? — женщина ласково смотрит на девушку и манит к себе.
— Ой, тетя Галя, а почему ножницы такие черные? — Юля вопросительно смотрит на потемневший от старости предмет в руках у Галины.
— Юленька, эти ножницы очень дороги мне, как память об одной замечательной женщине, совершившей за свою жизнь очень много добрых дел… — начала свою историю Галина.
Юля поудобнее уселась на ковер, укуталась новым шарфом и жадно впилась глазами в рассказчицу, предвкушая интересную историю.
— Шёл 41 год, война… Мне было около 5 лет. В один холодный зимний вечер мы с братьями и сестрами сидели вокруг мамы, штопавшей пальтишко брата, и рассказывали друг другу истории. Папа был на фронте.
Вдруг раздался робкий стук в дверь. «Неужели папа вернулся?» — удивилась я. Но из-за приоткрывшейся двери показалась закутанная шарфом, почти закрывающим все лицо, женщина. Одета она была бедно, но аккуратно. На голове и плечах лежал снег. « Ой, да она совсем как снеговик!» — подумала я и улыбнулась, стоя за маминой спиной. Мама впустила позднюю гостью в дом, посадила у печки. Мы узнали, что ее зовут Ольга, что у нее украли ножницы, необходимые ей для работы — она была швеей.
Тогда мама продала ей наши ножницы, которые мы использовали редко, за клубень картофеля. Как мы все радовались ей! Представь: 6 детей, которые каждый день питаются маленьким куском хлеба и водой. Мы были истощены, и эта единственная картофелина казалась нам невиданным богатством. Мама сварила ее и перетерла с чем-то, чтобы получилось что-то наподобие пюре.
Ольга, уходя, сказала, что если нам потребуются ножницы, мы можем в любое время прийти к ней и взять.
С того случая прошло около двух недель. Маме понадобились ножницы, чтобы подшить сестре юбку. Меня послали к Ольге. Она жила недалеко, и я так быстро, как позволял истощенный организм, добежала до ее дома. Я тогда и не знала, какое счастье меня ждет внутри. С замирающим сердцем постучала в дверь. Ольга открыла, посмотрела на меня добрыми черными глазами и улыбнулась:
— Здравствуй, Галочка! Маме ножницы нужны? Заходи, не стесняйся, сейчас принесу, — Ольга убежала вглубь (в глубь) дома, а я послушно переступила порог, закрыла входную дверь, и, отряхнув с валенок снег, прислонилась к печке и уснула. Остывающая печка отдавала мне свое тепло, которое мягко растекалось по замерзшему телу. По спине побежали мурашки, и я провалилась в сон.
Из сладкой дремы меня вывел тихий голос Ольги:
— Галочка, просыпайся, все счастье проспишь!
Говоря это, она улыбалась. Я поняла это даже с закрытыми глазами: в ее голосе звучали светлые, добрые нотки, уходя вверх, задевая и подкупая меня. Когда я открыла глаза, увидела перед собой завернутые в лоскут серой ткани ножницы и положенный сверху кусочек сахара:
«Это что, сахар?» — подумала я.
Ольга передала мне драгоценность в руки и ласково сказала:
— Это тебе, съешь, у меня залежалось.
Есть хотелось очень сильно. Я поблагодарила Ольгу, вышла за дверь и положила сахар на язык, наслаждаясь тем, как мягко он растворялся во рту. Он непривычного вкуса свело живот. Прекраснее того кусочка сахара я не пробовала больше нигде.
Через некоторое время маме снова понадобились ножницы, и история повторилась, только уже с другой едой. С тех пор и стала бегать за ножницами с огромной радостью. Иногда, когда особенно хотелось кушать, я ходила «за ножницами» без просьбы мамы: брала ножницы, потом около получаса гуляла и шла отдавать. Она, наверное, все понимала, но все равно каждый раз встречала меня с улыбкой. До сих пор помню лицо этой прекрасной, святой женщины: морщинки, добрые бездонные глаза. С какой благодарностью я ее вспоминаю…
На мое пятилетие она подарила мне коричневое платье, которое сшила сама, и баночку сливового варенья. Платье я заносила до дыр на локтях. Оно грело меня любовью и добротой, вложенной Ольгой в каждый шов.
Варенье мама развела водой, и получился компот, который мы пили всей семьей.
После смерти нашей дорогой Ольги мама разрешила мне забрать те самые ножницы, которые за все время использования ни капли не испортились.
Эти драгоценные ножницы я храню все годы своей жизни, как память о замечательном, сильном и великодушном человеке — Ольге.
В военное время она была героем. Она дарила любовь и заботу, порой отказывая себе в чем-то. Сейчас я понимаю, что она очень нуждалась. Несмотря на это, одежда, которую она шила, отдавалась нуждающимся лишь небольшой частью продавалась.
Я очень, очень благодарна ей за все, что она делала."
А. С. Пушкин говорил, что гордиться своими предками не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие, — Галина завершила свой рассказ, с глаз ее закапали тихие слезы.
